Сказы.
Один лохматый старый пёс
в сырую ночь козла унёс.
Конечно, этот пёс жил и наверное был. Был много где. Сегодня он особенно беспокоился, хотя старые думы не могли отвлечь его от приятных мыслей. Пёс лежал и, каждый раз, видя, как козёл идёт мимо, с преогромным усилием сдерживал свой гнев и алчность.
Гудели ветры, вьюги плыли, а мы печальные бродили, осознавая вечность жизни и злую глупость бытия. Но в то же самое время единоличие данного факта рождает весьма буйное воображение в нетрезвой голове и хочется выпить. И хочется попросить огонька, чтоб закурить, но старый гадостный козел как всегда забыл спички.
Погода была довольно дождливая, временами срывался снег, костер горел еле-еле, козел был не готов, к этому испытанию, поэтому пес старался. Доля его малозавидна. И похлебка жидка, и будка мелка, и сучка редка. Только лохмы у него были знатны да зубы цепки. Кусать могли, да жевать трудновато. Мог и завыть, да судьба трудновата. Жалеть могли, да никто не понял. Тогда нисколько не заботясь о трагических последствиях, он подхватил на вилы копну огурцов и съел, похрустывая. И хоть иногда похрустывали камешки на зубах, он относил это к недостатку своих зубов. Что может быть интереснее… Может быть вкуснее с перчиком, а если полить маленько майонезом могло бы быть значительно вкуснее.
Но старый пес не терял надежды. Надежда то малое, что ему осталось. Козлов становилось все больше. А вонь от них! Вонь их мешает даже клопу искать жертву, что ж вести речь о псах лохматых волкодавах. Мы не знали горя, ни печали, пока псов лохматых не встречали. А при встрече, не убоялись, схватив ухват вместе с кочергой в придачу. Но, отвертевшись и избежав (а лучше сбежав), зачерпнув кучу сажи с песком, он промчался по своей судьбе. Мысли его были совсем не о том…
Когда были обглоданы косточки и объедены копытца, настало отрезвление. Старый пес пел песню: "Остались от козлика рожки да ножки". Оное хорошо для холодца студня с чесноком, который любят крестьяне мужики. Однако псу до кулинарных изысков бог не дал! Ему бы живой плоти вкусить, где потише да подичее. Это всё конечно хорошо, но мне бы хотелось… и моглось. Но всё-таки рыжий был доволен: то покос, то золотуха, каждый напоминал о себе по мере сил и козла.
Гудели ветры, вьюги плыли, а мы печальные бродили, осознавая вечность жизни и злую глупость бытия. Но в то же самое время единоличие данного факта рождает весьма буйное воображение в нетрезвой голове и хочется выпить. И хочется попросить огонька, чтоб закурить, но старый гадостный козел как всегда забыл спички.
Погода была довольно дождливая, временами срывался снег, костер горел еле-еле, козел был не готов, к этому испытанию, поэтому пес старался. Доля его малозавидна. И похлебка жидка, и будка мелка, и сучка редка. Только лохмы у него были знатны да зубы цепки. Кусать могли, да жевать трудновато. Мог и завыть, да судьба трудновата. Жалеть могли, да никто не понял. Тогда нисколько не заботясь о трагических последствиях, он подхватил на вилы копну огурцов и съел, похрустывая. И хоть иногда похрустывали камешки на зубах, он относил это к недостатку своих зубов. Что может быть интереснее… Может быть вкуснее с перчиком, а если полить маленько майонезом могло бы быть значительно вкуснее.
Но старый пес не терял надежды. Надежда то малое, что ему осталось. Козлов становилось все больше. А вонь от них! Вонь их мешает даже клопу искать жертву, что ж вести речь о псах лохматых волкодавах. Мы не знали горя, ни печали, пока псов лохматых не встречали. А при встрече, не убоялись, схватив ухват вместе с кочергой в придачу. Но, отвертевшись и избежав (а лучше сбежав), зачерпнув кучу сажи с песком, он промчался по своей судьбе. Мысли его были совсем не о том…
Когда были обглоданы косточки и объедены копытца, настало отрезвление. Старый пес пел песню: "Остались от козлика рожки да ножки". Оное хорошо для холодца студня с чесноком, который любят крестьяне мужики. Однако псу до кулинарных изысков бог не дал! Ему бы живой плоти вкусить, где потише да подичее. Это всё конечно хорошо, но мне бы хотелось… и моглось. Но всё-таки рыжий был доволен: то покос, то золотуха, каждый напоминал о себе по мере сил и козла.
Пельмени!
Как водолаз, погружаясь в кипящую воду, пельмени уже не чувствовали себя той единой, сплочённой, смороженной и весьма безобразной массой, что прежде. Они были единым Пельменем!
Постольку конёк-горбунок своей глобальностью пожинает плоды естества… Естество пельменя должно обставляться сметаной, перчиком, кетчупчиком. Самое главное присутствие аппетита. А аппетит приходит во время еды, которая и должна присутствовать на столе.
Стол был большой… И был богатым многим. Но пельмени!.. Если хлеб царь на столе, то пельмени бояре. Холёные русские бояре. Они лежали во блюде и думали, и думы их были аппетитны, и наполняли мозг своим величием и великой жаркой жаждой. Сушняк после употребления пельменей вещь примечательная. Но нас ничто не остановит от получения этого удовольствия. Пельмени тоже получали удовольствие: это был определённый чувствительный мазохизм. После нежных но скорых женских ручек, которые лепили их, они ощутили жадный ищущий ответного вкуса рот, полностью избавленный от бактерий за счёт доброго глотка водки. Пельмени любили водку. Любили её соседство с собой. Она придавала их существу ту особую пикантность, в связи с которой пельмени становятся блюдом поистине всенародным, русским! И с правой стороны.
В общем, наслаждаясь пельменным соком, поскользнулись и немедленно потопли! Сметана подступала со всех сторон, пельмени тонули, но барахтались, подплывая к краям; особенно ценные и ловкие цеплялись за край зубами. Особо умелые делали это руками. Так рождалось истинное сотрудничество. Истинное сотрудничество редкая вещь. Его слишком мало ценят в суете бытия. Пельмени не были сторонниками суеты. Истинное сотрудничество делало пельмени значительнее. Значительнее над самими собой. При этом пельмени со сметаной нисколько не хуже водки с огурцами. Малосольными. Однако бывает и лучше. Тесто в этот раз тоже было неважнецким, и, расползаясь по тарелке, они пытались сохранить форму, несмотря на тухловатое содержание. Этим-то содержанием и определялось содеянное в следующий момент. Это не германский клей, превращающий динамику жизни в статичность естества. "Момент" это сила оргазма жизни. Не променяем радость миньета на тихий оргазм в туалете.
Несомненно, пельмени это вещь знатная, вещь двоякая, но очень ценная, если не потонули в сметане.
Постольку конёк-горбунок своей глобальностью пожинает плоды естества… Естество пельменя должно обставляться сметаной, перчиком, кетчупчиком. Самое главное присутствие аппетита. А аппетит приходит во время еды, которая и должна присутствовать на столе.
Стол был большой… И был богатым многим. Но пельмени!.. Если хлеб царь на столе, то пельмени бояре. Холёные русские бояре. Они лежали во блюде и думали, и думы их были аппетитны, и наполняли мозг своим величием и великой жаркой жаждой. Сушняк после употребления пельменей вещь примечательная. Но нас ничто не остановит от получения этого удовольствия. Пельмени тоже получали удовольствие: это был определённый чувствительный мазохизм. После нежных но скорых женских ручек, которые лепили их, они ощутили жадный ищущий ответного вкуса рот, полностью избавленный от бактерий за счёт доброго глотка водки. Пельмени любили водку. Любили её соседство с собой. Она придавала их существу ту особую пикантность, в связи с которой пельмени становятся блюдом поистине всенародным, русским! И с правой стороны.
В общем, наслаждаясь пельменным соком, поскользнулись и немедленно потопли! Сметана подступала со всех сторон, пельмени тонули, но барахтались, подплывая к краям; особенно ценные и ловкие цеплялись за край зубами. Особо умелые делали это руками. Так рождалось истинное сотрудничество. Истинное сотрудничество редкая вещь. Его слишком мало ценят в суете бытия. Пельмени не были сторонниками суеты. Истинное сотрудничество делало пельмени значительнее. Значительнее над самими собой. При этом пельмени со сметаной нисколько не хуже водки с огурцами. Малосольными. Однако бывает и лучше. Тесто в этот раз тоже было неважнецким, и, расползаясь по тарелке, они пытались сохранить форму, несмотря на тухловатое содержание. Этим-то содержанием и определялось содеянное в следующий момент. Это не германский клей, превращающий динамику жизни в статичность естества. "Момент" это сила оргазма жизни. Не променяем радость миньета на тихий оргазм в туалете.
Несомненно, пельмени это вещь знатная, вещь двоякая, но очень ценная, если не потонули в сметане.
